Пока он ещё с нами, однако течение времени неостановимо, будут возникать новые проблемы, новые ситуации, требующие новых решений. Но верится, что и тогда мы, его друзья-читатели, коллеги по перу, будем обращаться к книгам Мустая Карима, писателя большого таланта, фронтовика, человека богатой и сложной судьбы, независимых суждений, высокого гражданского чувства, он не увёртывался от ударов судьбы, принимал их открыто. Особенно это выявилось в последние годы, во времена разлома, когда распадалась страна, когда вокруг (но не в нём!) рушились идеалы. В его записных книжках последних лет есть такая запись. «Подумал я и пришёл к мысли: оказывается, у меня был большой запас счастья, которым живу до сих пор.Моё творчество долгие годы накапливало счастье для меня, я радовался появлению каждой новой строки. Выходившие мои книги в течение более полстолетия, мои пьесы, которые в своё время шли в десятках, возможно, сотнях театров, умножали казну моего счастья. Это одно. Счастье Победы в 1945 году. Оно было отпущено на всю мою жизнь, нет дня, чтобы я его не ощущал. И ещё. Любил, был любим. Это, наверное, есть вершина счастья. Поздравляя меня с Новым годом, люди желают нового счастья. У меня его не будет. Я довольствуюсь моим старым, верным, испытанным счастьем. Оно меня всегда греет. Я берегу его, как старый солдат бережёт свою гимнастёрку, увешанную медалями. И вот это всё разве не есть счастье?»Вот что давало ему силы, давало опору даже в его немалые годы. С этим чувством он прожил свою «долгую жизнь и короткую старость».Об этом и говорят его друзья-писатели…

Чингиз АЙТМАТОВ

Прощай, Мустай Карим… Как трудно произносить эти скорбные слова. Я всю жизнь преклонялся перед этим человеком, который был мне не только близким другом, не только великим собратом на ниве литературного творчества нашей эпохи. Он был выдающейся личностью, воплощением гуманизма ХХ века. Он был достоин выступать от имени башкирского народа, от имени поэзии и культуры. Мустай Карим останется заветным ликом башкирского народа. И всё больше вглядываюсь я в заветную фотографию, дорогую, памятную, висящую у меня в рамке под стеклом, где мы втроём – Мустай Карим, Расул Гамзатов и я… Да, уходим вслед за нашим XX веком, как улетают птицы...Остаюсь пока один… Прощай, великий сын башкирских собратьев – Мустай Карим. Преклоняюсь и плачу!

Михаил АЛЕКСЕЕВ

Мы потеряли великого писателя и великого сына нашего народа. Ещё задолго до личной встречи наши дороги, фронтовые дороги, пошли рядом и в одном направлении. Сначала по Украине, потом по Румынии, Болгарии, Югославии, я войну закончил в Венгрии, он в Австрии, на берегах Линца. В литературе каждый пошёл своим путём – но опять же к единой цели. Пятьдесят лет мы прожили в литературе рядом, писали книги во славу нашей России, радовались успехам друг друга. У меня особое чувство любви к башкирскому народу, потому что однажды башкир Мустай в одном слове объединил нас, миллионы разных людей, в одной строчке слил наши чувства: «Не русский я, но – россиянин!». При встречах – «Миша!» – окликал он меня, – «Мустай!» – откликался, мы обнимались, как два брата. Тяжело думать, что никогда больше не обниму его, не почувствую, как совсем рядом бьётся его сердце. Он покинул меня в такое нелёгкое время… Прощай, Мустай, прощай, мой дружок!

Давид КУГУЛЬТИНОВ, народный поэт Калмыкии

Я получил правительственную телеграмму красного цвета из Уфы и, ещё не читая, вздрогнул, я уже знал её смысл. А когда прочитал, то оглянулся вокруг: все ходят, что-то делают, а я – один, вроде никого вокруг нет. Может, и на земле никого больше нет? И я понял: не стало Кайсына, не стало Расула, не стало Мустая... Я остался один, последний из четырёх колёс «поэтической телеги», как назвал нас когда-то великий русский поэт Ярослав Смеляков. Пусть же не сочтут за высокопарность, если я скажу, что не Мустая Карима не стало, но части неизмеримой души башкирского народа, ибо он не только был частью, но и создателем её. А без Башкирии сейчас немыслима Россия. Мустай Карим был великий поэт, писатель, побыв наедине с которым, ты потом ощущал себя мальчишкой, карманы которого добрый дядя наполнил сказочными сладостями. Он мог утешить, он мог убедить и, наконец, одарить крыльями. Заканчиваю это прощальное слово уверенностью, что выдающийся, смелый, умный башкирский народ, может быть, в какой-то степени в сегодняшнем виде созданный и Мустаем Каримом, воздаст ему достойно, как и все народы России. Ведь помнят же Салавата Юлаева. Столько же будут помнить и его.Вечная память другу моему!

Иосиф КОБЗОН

Я много раз посещал Башкирию, но впервые оказался там с печалью. В далёкой Японии есть такое понятие –национальное достояние. Нет званий «народный», «заслуженный», но есть это звание. Мустай был и остаётся национальным достоянием. Их было четыре вершины многонациональной российской поэзии, о которых так писал Ярослав Смеляков:

Расул Гамзатов, Кайсын Кулиев, Давид Кугультинов и Мустай Карим – все четверо удивительно талантливы, и действительно – Мустай из них самый мудрый и сдержанный. Простите нас, Мустай Карим, наверное, суета мирская, наверное, жизнь разбрасывала нас по разным уголкам, наверное, мы мало уделяли вам внимания как человеку. А теперь жалеем об этом. Но, надеясь на то, что вы нас слышите и прощаете, я хочу вам сказать: спасибо за то, что вы были в нашей жизни, и спасибо за то, что остались в нашей памяти. Спасибо, простите и прощайте…

Ренат ХАРИС, народный поэт Татарстана

Я бросил горсточку осенней земли в залитую солнцем могилу своего литературного учителя, и, шагая по самой печальной из дорог, уводившей нас всё дальше и дальше от нового жилища крупнейшего поэта России и всего тюркского мира, я стал вспоминать его произведения. И сразу, как это не раз уже бывало, очутился… не в этом, не в нашем веке, а в каком-то другом, сжатом, плотном, как ядро атома, как метафора поэта, где нет ничего случайного, ничего второстепенного, только самое главное – как для Земли, так и для человека с его родиной, судьбой, любовью, ненавистью, честью, с его надеждами на будущее, разочарованиями, смехом и плачем, солнечной радостью и труднопреодолимой тоской.Интеллигентнейшая проза, глубоко философичная драматургия, многогранная, порой саблеострая, но всегда искренняя публицистика, профессорски основательная литературная критика и, наконец, блистательная поэзия! Там каждое слово защищает в человеке Человека, каждая строка борется с несправедливостью, ложью, унижением личности. Всё это в совокупности и есть то, что сделало его, прожившего долгую и до конца плодотворную жизнь, великим поэтом и великим россиянином. Он сам – гармоничный и вечно живой мир творчества, в котором продолжает делаться добро для многих поколений и в отсутствии самого творца.

Равиль БИКБАЕВ, народный поэт Башкортостана

В 1938 году Мустай Карим написал стихи о том, как «пуля бойцу восемнадцати лет пробила насквозь комсомольский билет и грудь молодую пробила». Через четыре года в августе 1942 года под городом Мценском осколок вражеской мины пробил самому поэту и грудь, и комсомольский билет, пройдя на вершок рядом с сердцем. Пятьдесят лет назад было написано знаменитое среди нас, башкир, стихотворение, всего восемь строк:

Он и умер от разрыва сердца. Есть что-то загадочное, что-то пугающее, нечто мистическое в том, как поэты предчувствуют свою судьбу. Ушёл поэт, творчество которого составило эпоху в башкирской литературе – эпоху Мустая Карима. Поэт ушёл, но эпоха остаётся. Будут жить его книги, будет жить школа Мустая-агая, где каждого, посвятившего себя литературе, строго предостерегают от суеты и мелочности, от небрежности в обращении со словом. Я горжусь, что принадлежу к этой школе. Прощай, агай, прощай, учитель!

Елена НИКОЛАЕВСКАЯ

Мустай, фронтовик, прошедший страшную войну, чудом воскресший после смертельных ранений, мудрый, нежный, благородный, одно присутствие которого давало силы, уверенность в себе, исцеляло, радовало, даровало труднейшие решения в вопросах бытия и быта, в полушутливом разговоре с Господом Богом замечает:

Этими тремя стихотворениями в переводе Елены Николаевской Мустай Карим заключил свою последнюю книгу «Долгая дорога».

верх